Всем доброго времени суток!
Замахнусь-ка я на Федора Михайловича. О его "Преступлении и наказании" знают все, как минимум из школьной программы (мы в свое время проходили это произведение в 8-9 классе).
Каково это - убить? Нарушить нравственный закон ради идеи: "Вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли переступить или не смогу? Тварь ли я дрожащая или право имею?" Нищий студент Родион Раскольников ставит себя перед страшным выбором, за которым - свобода и власть или путь к помешательству.
Этот роман не о преступлении и наказании, он скорее затрагивает темы осознания преступления и мучений. Достоевкий невероятно тонко затрагивает аспекты человеческой души. Прочитав книгу в школе она показалась мне весьма депрессивной и абсолютно ничем не зацепила. Но в более зрелом возрасте каждая страница становиться буквально на вес золота, мудрость книги просто не описать словами.
Как уничтожить зло на земле?
- Уничтожить мир.
Образ Родиона Раскольникова изменяется в течении романа "Преступление и наказание" и читатель меняется вместе с ним. Монологи главного персонажа действительно впечатляют. Понимание содеянного преследует главного героя доводя его до полного безумия. Фамилии о романе очень точно придают черты своим персонажам.
В романе очень много своеобразных символов, например, сон Раскольникова в котором жестоко убивают старую лошадь. Этот момент очень выразителен и вызывает бурю эмоций.
Цитаты:
Истинно великие люди должны ощущать на свете великую грусть.
Любопытно, чего люди больше всего боятся? Нового шага, нового собственного слова они больше всего боятся...
Нет ничего в мире труднее прямодушия, и нет ничего легче лести.
Вранье есть единственная человеческая привилегия перед всеми организмами.
Знаете ли, до какой степени одурманения может иногда полюбить женщина?
Зачем я так глуп, что если другие глупы и коли я знаю уж наверно, что они глупы, то сам не хочу быть умнее?
Умная женщина и ревнивая женщина - два предмета разные, и вот в этом-то и беда.
Ведь надобно же, чтоб у всякого человека было хоть одно такое место, где бы и его пожалели!
Я... глаз ее боюсь... да... глаз... Красных пятен на щеках тоже боюсь... и еще - ее дыхания боюсь... Видал ты, как в этой болезни дышат... при взволнованных чувствах?
Мои отзывы на книги:
Что может толкнуть человека на преступление, что может заставить его пролить кровь другого, такого же, как и он сам, существа, лишить его жизни? Патологическая жестокость, стремление нажиться за счет ближнего своего, спрятать концы какого-либо еще более страшного злодеяния? Наверное, причин здесь столько же, сколько и конкретных случаев, но каковы бы ни были смягчающие обстоятельства, преступление все равно всегда остается преступлением, и совершивший его в наших глазах не такой, как все, ибо он переступил через последнюю черту, вторгся в ту тайну, которая человеку неподвластна от природы, - тайну жизни и смерти…
Итак, перед нами роман, главный герой которого - убийца. В произведении есть, казалось бы, все признаки детективного жанра: преступник и две его жертвы, сыщик, кропотливо ведущий расследование, наконец, суд. И все-таки "Преступление и наказание" - отнюдь не детектив, и Достоевский с самого начала лишает нас удовольствия поломать голову над загадкой: кто убил. Ответ на этот вопрос у нас есть: убийца - бывший студент Родион Романович Раскольников. Зато нет ответов на многие другие вопросы. К размышлению над ними нас и приглашает писатель.
Что же привело Раскольникова к преступлению? Бедность? Отчасти, конечно, и бедность, но главным образом, по-моему, не она. Живет же ведь Разумихин, приятель главного героя, зарабатывая на хлеб насущный уроками, случайными переводами. До поры до времени так жил и Раскольников - и худо-бедно сводил концы с концами. Но с некоторых пор такое существование стало для него невозможным. Почему? Мне кажется, причиной всему теория Раскольникова. Она возникает в романе как единство сердечной муки и возбужденной, ищущей мысли. И окружающая действительность со всеми ее кричащими противоречиями, и характер главного героя, и его взгляд на мироздание - все отразилось в этой теории. Пытаясь осмыслить современный ему мир, Раскольников с болью видит, что здесь на каждом шагу попирается гордость человека, унижается его достоинство, здесь "кровь льется, как шампанское, здесь цена человеческой личности упала до минимума. Именно в этих условиях и ищет он доказательств для оправдания "убийства по совести". Ищет - и, как ему кажется, находит.
В своей теории Раскольников делит все человечество на две категории: людей обыкновенных, "тварей дрожащих", составляющих большинство и вынужденных безропотно подчиняться силе, и на необыкновенных, особенных людей, для которых законы не писаны, которым "все дозволено". Это - Наполеоны. Да, они проливают кровь (чужую, разумеется, не свою!), они "переступают" через законы, обязательства, через сотни, тысячи чужих жизней, но ведь оправдывает их то, рассуждает Раскольников, что действуют Наполеоны во имя будущего блага. Разве не стоит оно хотя бы и такой высокой цены?
Из этой теории с неизбежностью вытекает вопрос, который приводит к трагедии самого Раскольникова. К какой же категории относится он сам? "Тварь я дрожащая или право имею?" - этот вопрос неотступно терзает его сознание. Так созревает бунт Раскольникова, так начинается его путь к преступлению.
Раскольников хочет проверить себя, доказать, что и он вполне годится в Наполеоны, но сама натура главного героя вступает в противоречие с его чудовищной теорией. У меня, например, уже с первых страниц романа сложилось твердое убеждение, что Раскольников - это человек, воспринимающий чужую боль гораздо острее, чем свою собственную. Рискуя жизнью, он спасает из огня детей, отдает последние деньги, стремясь спасти от преследований франта пьяную девочку на бульваре, помогает Мармеладовым. Чего стоит знаменитый сон героя про лошаденку, забиваемую пьяным хозяином. Разве может человеку холодному и эгоистичному, безразличному к чужой боли и беде, присниться такое? Раскольников еще до пристава вступает в неразрешимую борьбу с самим собой, со своей человеческой сущностью. Он и на само-то преступление идет как на казнь, как на Голгофу…
«ТВАРЬ ЛИ Я ДРОЖАЩАЯ ИЛИ ПРАВО ИМЕЮ … » (ПО РОМАНУ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ»)
1. Вступление.
Родион Раскольников — главный герой романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание».
2. Основная часть.
2.1 Нравственные искания Раскольникова.
2.2 Идея Раскольникова.
2.3 Сон Раскольникова.
2.4 Раскольников и Соня Мармеладова.
3. Заключение.
Возрождение Раскольникова. Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку!
Родион Романович Раскольников, главный герой книги Фёдора Михайловича Достоевского «Преступление и наказание», появляется перед читателем на первых страницах произведения. Внешне это самый обычный молодой человек, бедный, как и все обитатели Петербурга Достоевского, одетый в лохмотья, бывший студент, доведённый нищетой до отчаянного положения. Но именно в душе этого человека разворачивается сложнейший нравственный конфликт не только романа, но и всего человечества — имеет ли человек право переступить законы совести во имя высшей цели или нет. Читатель застаёт главного героя, поглощённого своей бесчеловечной идеей, которая разрешает «кровь по совести». По мнению Раскольникова, все люди делятся на две категории — «твари дрожащие» и «сильные мира сего». Безропотные и пассивные следуют моральным нормам и общепринятому порядку. Великие личности, «творцы истории», нарушают установленные законы. Их не останавливают жертвы, кровь, насилие. Ради высшей цели они готовы переступить любые человеческие принципы. Пассивных и слабых большинство, и только избранные наделены особой силой. Они-то и руководят остальной людской массой, создают историю. Раскольников задаётся вопросом, к какой категории людей принадлежит он: «Вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу? Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею?« Убийство старухи-процентщицы Алёны Ивановны становится для героя своеобразной проверкой и даёт ответ на мучивший его вопрос.
Раскольников надеется оказаться тем, кому «всё позволено». В разговоре с Соней Мармеладовой он признаётся, что «для себя убил, для себя одного». Однако Раскольников оказывается не тем «сверхчеловеком», каким хотел казаться. На деле оказывается, что всё идёт совсем не так, как ожидал герой. Сам Раскольников чувствует ненормальность происходящего. «О Боже! Как всё это отвратительно — восклицает он, когда выходит от старухи-процентщицы. Эксперимент Раскольникова над собой не удался. Герой способен сопереживать, сочувствовать чужому горю, помогать несчастным. Так, он принимает участие в судьбе семейства Мармеладова, отдавая им последние копейки. Герой словно разрывается между своей истинной сутью и тем, каким он хочет казаться. Друг Раскольникова Разумихин говорит о нём, что У героя «два противоположных характера поочерёдно сменяются», Сон об избиении лошади, вернувший героя в далекое детство, показывает его истинную суть. Искренняя, честная детская натура Раскольникова протестует против жестокости и насилия. Ребёнок в ужасе от страшных картин мучения несчастной лошади. Он готов бороться с несправедливостью и злом, бросаясь на мужика, забившего лошадь. Образ героя- ребенка показывает лучшие черты Раскольникова. Решающую роль в «воскрешении» личности героя играет Соня Мармеладова. Сначала Раскольников видит в ней такого же человека, как и он сам, пере ступившего через общепринятые законы. Однако героиней движет любовь, а не гордыня.
Признание Раскольникова в убийстве не было продиктовано искренним раскаянием. И только оказавшись на каторге, осознав своё единение с другими людьми, герой обретает веру и прощение. Самопожертвование, любовь к ближним и вера спасают героя. Поверив Соне и приняв её убеждения, Раскольников встаёт на путь возрождения.
Не убий. Кто же убьет, подлежит суду.
Евангелие от Матфея
Роман Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание", написанный в 1866 г., затрагивает сложные социальные, философские, морально-этические проблемы, которые волновали писателя не один год.
Уже само название заставляет задуматься: почему Ф. Достоевский так назвал этот роман? Первое слово понятно: Раскольников совершил преступление - убил двух женщин. А "наказание"? В чем оно? Наказание - это осознание самим Раскольниковым губительности теории "сильной личности", оправдывающей право убивать. И вместе с этим осознанием - муки совести за содеянное. Убив старуху и ее сестру, он убил часть самого себя. И в этом, я думаю, психологическая коллизия романа.
Что же превратило Родиона Раскольникова в преступника? Что стало мотивом его преступления? Деньги, попытка устроить свою жизнь и облегчить жизнь близких ему людей? Или же созданная им теория и стремление доказать правильность ее на практике, проверить самого себя: может ли он "преступить закон" и на этом основании считать себя личностью "необыкновенной"? Так в судьбе Раскольникова тесно переплелись социальные, философские и психологические проблемы романа.
Что же сформировало эту теорию, послужило ее основой? Часть ответа на этот вопрос мы находим на первых страницах романа. Родион Раскольников беден, его подавляет эта бедность, чуть ли не нищета. Его жизнь в тесной каморке, где низкие потолки и тесные комнаты "душу и ум теснят", невыносима. Она особенно невыносима для человека, у которого есть чувство собственного достоинства, который мнит себя "высшим существом", способным стоять над людьми и законом. Для осуществления эгоистических мечтаний не хватает малого - денег. У Раскольникова их нет. А совсем рядом - у старушки-процентщицы - лежат деньги, которые ничего не стоит взять. Правда, при этом нужно убить. Но разве он человека убьет? Нет, он убьет никому не нужное, вредное существо, недостойное жить на свете. В этом ужасная суть теории Раскольникова: убить, разрешить себе убить "по совести". И оправдание этому он находит в том, что, забрав деньги, он сможет помочь матери и сестре. На примере семьи Мармеладовых он видит, что безысходная бедность ведет человека к моральному преступлению против самого себя. Нищета ставит дилемму: нарушить нравственность - преступно, не нарушить - тоже преступно по отношению к близким. Узнав о судьбе Сонечки, за счет "падения" которой выживает семья и пьет ее отец, Раскольников думает: "Ко всему-то подлец человек привыкает!" Так логика жизни вступает в противоречие с нравственными законами и служит оправданием любого преступления.
Сама идея Раскольникова предполагает выживание и возвышение за счет других. Он, поделив человечество на два разряда - высших и низших, наделив первых правом убивать, убирать со своего пути тех, кто мешает, пытается понять, к какой категории принадлежит он сам. Раскольников наделяет себя правом убивать, причисляя себя к Наполеонам, оправдывая себя тем, что по их вине погибли тысячи, а он-то покушается на жизнь всего одного человека ради, как ему думается, благополучия многих. Он идет с топором к старухе, сомневаясь и не веря до последнего момента в то, что он "это" совершит. Даже самому себе он не хочет признаться, что идет убивать, чтобы проверить действенность своей теории и узнать про себя - "тварь" ли он "дрожащая" или "право имеет". Он поймет это позже, осознает и скажет Соне: "Я просто убил; для себя убил, для себя одного..." К нему приходит страшная правда: да, он смог переступить через кровь, но убив, он убил самого себя: "Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку". Вот это уничтожение самого себя заставляет его вновь и вновь мысленно переживать убийство, вызывает муки совести. Совершив убийство, он не смог переступить через самого себя, через свою "натуру", через понимание того, что он преступник. Раскольников не чувствует себя победителем, он не обрел успокоения и счастья, поступив по праву "необыкновенных людей". А это значит, что его теория о праве сильного на преступление потерпела крушение, а сам он, как и любой другой человек, не имеет права убить человека. Божий закон "Не убий!" сильнее всех теорий. Не случайно поэтому именно к Сонечке приходит Раскольников с раскаянием и именно она советует ему просить прощения у всего мира. Автор наказывает своего героя по законам совести, доброты и морали. Не случайно поэтому наказание по юридическим законам, суд над Раскольниковым и все последовавшее за ним занимает в романе совсем немного места. Для Достоевского важнее суд совести.
Одинок ли Раскольников в идее сильной личности? Достоевский, будучи мастером социально-психологического романа, создает образы "двойников" главного героя: расчетливого дельца-предпринимателя Лужина и циничного авантюриста с садистскими наклонностями Свидригайлова. Их поступки и образ жизни есть лишь социальные варианты доведенной до логического завершения идеи сильной личности, стоящей над людьми и имеющей над всеми власть. Экономическая теория Лужина способна, по зрелому размышлению, привести к теории Раскольникова, а ее дальнейшее развитие приводит к "свидригайловщине", к утрате различия между добром и злом, к полнейшему нравственному разложению личности и ее гибели. Этим Достоевский хотел показать губительность идеи Раскольникова для общества и личности.
Близкие по названию сочинения:
- 1. "Маленькие люди" в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 2. "Тварь дрожащая или право имею?" (по роману Ф. М. Достоевского "Преступление-и наказание")
- 3. "Униженные и оскорбленные" в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"(1)
- 4. "Униженные и оскорбленные" в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 5. "Шаги" Раскольникова к преступлению (По роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание") (1)
- 6. "Шаги" Раскольникова к преступлению (По роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание") // вариант
- 7. "Я себя убил!" (преступление и наказание Родиона Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание")
- 8. Авторская позиция и средства ее выражения в романе Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 9. В чем трагедия Раскольникова? (По роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание")
- 10. Двойники Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 11. Духовное воскресение Родиона Раскольникова (по роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание")
- 12. Идейно-художественная роль образа Свидригайлова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 13. Идейный смысл романа Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 14. Идея Раскольникова и ее крушение (По роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание")
- 15. Идея страдания и очищения в романе Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 16. Каковы причины преступления Раскольникова (по роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»)
- 17. Как я понимаю трагедию Раскольникова (по роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание")
- 18. Красота человеческого поступка (по одному из романов Ф. М. Достоевского: «Преступление и наказание» или «Идиот»)
- 19. Критика индивидуалистического бунта в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"(1)
- 20. Критика индивидуалистического бунта в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 21. Крушение "наполеоновской теории" Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 22. Личность в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 23. Милосердие и сострадание в романе Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 24. Многообразие тематики романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 25. Мои мысли о романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 26. Мои раздумья над романом Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 27. Мотивы преступления Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 28. Мотивы преступления Родиона Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 29. Нравственная проблематика в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 30. Нравственно-философские аспекты в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 31. Обличение преступного общества в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 32. Образ Родиона Раскольникова в романе Ф.М.Достоевского "Преступление и наказание"
- 33. Первый сон Раскольникова и его роль в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 34. Проблема добра и зла в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
- 35. Противоречия теории Раскольникова (по роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»)
- 36. Психологические двойники Р. Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание" (1)
- 37. Психологические двойники Р. Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание" (2)
- 38.
– Убивать? Убивать-то право имеете? – всплеснула руками Соня.
– Э-эх, Соня! – вскрикнул он раздражительно, хотел было что-то ей возразить, но презрительно замолчал. – Не прерывай меня, Соня! Я хотел тебе только одно доказать: что черт-то меня тогда потащил, а уж после того мне объяснил, что не имел я права туда ходить, потому что я такая же точно вошь, как и все! Насмеялся он надо мной, вот я к тебе и пришел теперь! Принимай гостя! Если б я не вошь был, то пришел ли бы я к тебе? Слушай: когда я тогда к старухе ходил, я только попробовать сходил… Так и знай!
– И убили! Убили!
– Да ведь как убил-то? Разве так убивают? Разве так идут убивать, как я тогда шел! Я тебе когда-нибудь расскажу, как я шел… Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку! Тут так-таки разом и ухлопал себя, навеки!.. А старушонку эту черт убил, а не я… Довольно, довольно, Соня, довольно! Оставь меня, – вскричал он вдруг в судорожной тоске, – оставь меня!
Он облокотился на колена и, как в клещах, стиснул себе ладонями голову.
– Экое страдание! – вырвался мучительный вопль у Сони.
– Ну, что теперь делать, говори! – спросил он, вдруг подняв голову и с безобразно искаженным от отчаяния лицом смотря на нее.
– Что делать! – воскликнула она, вдруг вскочив с места, и глаза ее, доселе полные слез, вдруг засверкали. – Встань! (Она схватила его за плечо; он приподнялся, смотря на нее почти в изумлении.) Поди сейчас, сию же минуту, стань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю, которую ты осквернил, а потом поклонись всему свету, на все четыре стороны, и скажи всем, вслух: «Я убил!» Тогда бог опять тебе жизни пошлет. Пойдешь? Пойдешь? – спрашивала она его, вся дрожа, точно в припадке, схватив его за обе руки, крепко стиснув их в своих руках и смотря на него огневым взглядом.
Он изумился и был даже поражен ее внезапным восторгом.
– Это ты про каторгу, что ли, Соня? Донести, что ль, на себя надо? – спросил он мрачно.
– Страдание принять и искупить себя им, вот что надо.
– Нет! не пойду я к ним, Соня.
– А жить-то, жить-то как будешь? Жить-то с чем будешь? – восклицала Соня. – Разве это теперь возможно? Ну как ты с матерью будешь говорить? (О, с ними-то, с ними-то что теперь будет!) Да что я! Ведь ты уж бросил мать и сестру. Вот ведь уж бросил же, бросил. О господи! – вскрикнула она, – ведь он уже это все знает сам! Ну как же, как же без человека-то прожить! Что с тобой теперь будет!
– Не будь ребенком, Соня, – тихо проговорил он. – В чем я виноват перед ними? Зачем пойду? Что им скажу? Все это один только призрак… Они сами миллионами людей изводят, да еще за добродетель почитают. Плуты и подлецы они, Соня!.. Не пойду. И что я скажу: что убил, а денег взять не посмел, под камень спрятал? – прибавил он с едкою усмешкой. – Так ведь они же надо мной сами смеяться будут, скажут: дурак, что не взял. Трус и дурак! Ничего, ничего не поймут, они, Соня, и недостойны понять. Зачем я пойду? Не пойду! Не будь ребенком, Соня…
– Замучаешься, замучаешься, – повторяла она, в отчаянной мольбе простирая к нему руки.
– Я, может, на себя еще наклепал, – мрачно заметил он, как бы в задумчивости, – может, я еще человек, а не вошь, и поторопился себя осудить… Я еще поборюсь.
Надменная усмешка выдавливалась на губах его.
– Этакую-то муку нести! Да ведь целую жизнь, целую жизнь!
– Привыкну… – проговорил он угрюмо и вдумчиво. – Слушай, – начал он через минуту, – полно плакать, пора о деле: я пришел тебе сказать, что меня теперь ищут, ловят…
– Ax! – вскрикнула Соня испуганно.
– Ну, что же ты вскрикнула! Сама желаешь, чтоб я в каторгу пошел, а теперь испугалась? Только вот что: я им не дамся. Я еще с ними поборюсь, и ничего не сделают. Нет у них настоящих улик. Вчера я был в большой опасности и думал, что уж погиб; сегодня же дело поправилось. Все улики их о двух концах, то есть их обвинения я в свою же пользу могу обратить, понимаешь? и обращу; потому я теперь научился… Но в острог меня посадят наверно. Если бы не один случай, то, может, и сегодня бы посадили, наверно даже, может, еще и посадят сегодня… Только это ничего, Соня: посижу, да и выпустят… потому нет у них ни одного настоящего доказательства, и не будет, слово даю. А с тем, что у них есть, нельзя упечь человека. Ну, довольно… Я только чтобы ты знала… С сестрой и с матерью я постараюсь как-нибудь так сделать, чтоб их разуверить и не испугать… Сестра теперь, впрочем, кажется, обеспечена… стало быть, и мать… Ну, вот и все. Будь, впрочем, осторожна. Будешь ко мне в острог ходить, когда я буду сидеть?
– О, буду! Буду!
Оба сидели рядом, грустные и убитые, как бы после бури выброшенные на пустой берег одни. Он смотрел на Соню и чувствовал, как много на нем было ее любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят. Да, это было странное и ужасное ощущение! Идя к Соне, он чувствовал, что в ней вся его надежда и весь исход; он думал сложить хоть часть своих мук, и вдруг теперь, когда все сердце ее обратилось к нему, он вдруг почувствовал и сознал, что он стал беспримерно несчастнее, чем был прежде.
– Соня, – сказал он, – уж лучше не ходи ко мне, когда я буду в остроге сидеть.
Соня не ответила, она плакала. Прошло несколько минут.
– Есть на тебе крест? – вдруг неожиданно спросила она, точно вдруг вспомнила.
Он сначала не понял вопроса.
– Нет, ведь нет? На, возьми вот этот, кипарисный. У меня другой остался, медный, Лизаветин. Мы с Лизаветой крестами поменялись, она мне свой крест, а я ей свой образок дала. Я теперь Лизаветин стану носить, а этот тебе. Возьми… ведь мой! Ведь мой! – упрашивала она. – Вместе ведь страдать пойдем, вместе и крест понесем!..
– Дай! – сказал Раскольников. Ему не хотелось ее огорчить. Но он тотчас же отдернул протянутую за крестом руку.
– Не теперь, Соня. Лучше потом, – прибавил он, чтоб ее успокоить.
– Да, да, лучше, лучше, – подхватила она с увлечением, – как пойдешь на страдание, тогда и наденешь. Придешь ко мне, я надену на тебя, помолимся и пойдем.
В это мгновение кто-то три раза стукнул в дверь.
– Софья Семеновна, можно к вам? – послышался чей-то очень знакомый вежливый голос.
Соня бросилась к дверям в испуге. Белокурая физиономия г-на Лебезятникова заглянула в комнату.
V
Лебезятников имел вид встревоженный.
– Я к вам, Софья Семеновна. Извините… Я так и думал, что вас застану, – обратился он вдруг к Раскольникову, – то есть я ничего не думал… в этом роде… но я именно думал… Там у нас Катерина Ивановна с ума сошла, – отрезал он вдруг Соне, бросив Раскольникова.
Соня вскрикнула.
– То есть оно, по крайней мере, так кажется. Впрочем… Мы там не знаем, что и делать, вот что-с! Воротилась она – ее откуда-то, кажется, выгнали, может, и прибили… по крайней мере так кажется… Она бегала к начальнику Семена Захарыча, дома не застала; он обедал у какого-то тоже генерала… Вообразите, она махнула туда, где обедали… к этому другому генералу, и, вообразите, – таки настояла, вызвала начальника Семена Захарыча, да, кажется, еще из-за стола. Можете представить, что там вышло. Ее, разумеется, выгнали; а она рассказывает, что она сама его обругала и чем-то в него пустила. Это можно даже предположить… как ее не взяли – не понимаю! Теперь она всем рассказывает, и Амалии Ивановне, только трудно понять, кричит и бьется… Ах да: она говорит и кричит, что так как ее все теперь бросили, то она возьмет детей и пойдет на улицу, шарманку носить, а дети будут петь и плясать, и она тоже, и деньги собирать, и каждый день под окно к генералу ходить… «Пусть, говорит, видят, как благородные дети чиновного отца по улицам нищими ходят!» Детей всех бьет, те плачут. Леню учит петь «Хуторок», мальчика плясать, Полину Михайловну тоже, рвет все платья; делает им какие-то шапочки, как актерам; сама хочет таз нести, чтобы колотить, вместо музыки… Ничего не слушает… Вообразите, как же это? Это уж просто нельзя!
Лебезятников продолжал бы и еще, но Соня, слушавшая его едва переводя дыхание, вдруг схватила мантильку, шляпку и выбежала из комнаты, одеваясь на бегу. Раскольников вышел вслед за нею, Лебезятников за ним.
– Непременно помешалась! – говорил он Раскольникову, выходя с ним на улицу, – я только не хотел пугать Софью Семеновну и сказал: «кажется», но и сомнения нет. Это, говорят, такие бугорки, в чахотке, на мозгу вскакивают; жаль, что я медицины не знаю. Я, впрочем, пробовал ее убедить, но она ничего не слушает.
– Вы ей о бугорках говорили?
– То есть не совсем о бугорках. Притом она ничего бы и не поняла. Но я про то говорю: если убедить человека логически, что, в сущности, ему не о чем плакать, то он и перестанет плакать. Это ясно. А ваше убеждение, что не перестанет?
– Слишком легко тогда было бы жить, – ответил Раскольников.
– Позвольте, позвольте; конечно, Катерине Ивановне довольно трудно понять; но известно ли вам, что в Париже уже происходили серьезные опыты относительно возможности излечивать сумасшедших, действуя одним только логическим убеждением? Один там профессор, недавно умерший, ученый серьезный, вообразил, что так можно лечить. Основная идея его, что особенного расстройства в организме у сумасшедших нет, а что сумасшествие есть, так сказать, логическая ошибка, ошибка в суждении, неправильный взгляд на вещи. Он постепенно опровергал больного и, представьте себе, достигал, говорят, результатов! Но так как при этом он употреблял и души, то результаты этого лечения подвергаются, конечно, сомнению… По крайней мере, так кажется…
Раскольников давно уже не слушал. Поравнявшись с своим домом, он кивнул головой Лебезятникову и повернул в подворотню. Лебезятников очнулся, огляделся и побежал далее.
Раскольников вошел в свою каморку и стал посреди ее. «Для чего он воротился сюда?» Он оглядел эти желтоватые обшарканные обои, эту пыль, свою кушетку… Со двора доносился какой-то резкий, беспрерывный стук; что-то где-то как будто вколачивали, гвоздь какой-нибудь… Он подошел к окну, поднялся на цыпочки и долго, с видом чрезвычайного внимания высматривал во дворе. Но двор был пуст и не было видно стучавших. Налево, во флигеле, виднелись кой-где отворенные окна, на подоконниках стояли горшочки с жиденькой геранью. За окнами было вывешено белье… Все это он знал наизусть. Он отвернулся и сел на диван.
Никогда, никогда еще не чувствовал он себя так ужасно одиноким!
Да, он почувствовал еще раз, что, может быть, действительно возненавидит Соню, и именно теперь, когда сделал ее несчастнее. «Зачем ходил он к ней просить ее слез? Зачем ему так необходимо заедать ее жизнь? О, подлость!
– Я останусь один! – проговорил он вдруг решительно, – и не будет она ходить в острог!
Минут через пять он поднял голову и странно улыбнулся. Это была странная мысль. «Может, в каторге-то действительно лучше», – подумалось ему вдруг.
Он не помнил, сколько он просидел у себя, с толпившимися в голове его неопределенными мыслями. Вдруг дверь отворилась, и вошла Авдотья Романовна. Она сперва остановилась и посмотрела на него с порога, как давеча он на Соню; потом уже прошла и села против него на стул, на вчерашнем своем месте. Он молча и как-то без мысли посмотрел на нее.
